Я скомкал письмо в кулаке и швырнул в стену.

Обычно они не выходят на улицы до полуночи. Но если вы спешите, то проводят вас прямо к дому и заберут свою долю позже. У них желтые лица, нервно бегающие глаза. Они бренчат мелочью в кармане или гремят цепочкой с ключами и цедят слова уголками рта.

Таким был Кобби Беннет, и тень он отбрасывал только от искусственного света. Я нашел его в грязном кабаке близ Кэнэл-стрит за серьезнейшим разговором с парой деток, которым не дашь больше семнадцати.

Они походили на старшеклассников, впервые вышедших в свет истратить папины денежки.

Я не стал ждать конца разговора. Детки немного побледнели, когда я растолкал их, и без слов отошли в сторону.

– Привет, Кобби.

Сводник был больше похож на загнанную в угол ласку, чем на мужчину.

– Чего ты хочешь?

– Не то, что ты продаешь. Между прочим, кем торгуешь в последнее время?

– Попробуй узнай, свинячье рыло.

Я хмыкнул, ухватил пальцами кусочек кожи у него на ноге и закрутил.

Когда лицо Кобби посерело, а в уголках рта показалась слюна, я разжал пальцы и заказал ему выпивку.

– Черт побери, за что? – выдавил он. Его прищуренные, почти прикрытые глаза обжигали меня ненавистью. Он потер ногу и вздрогнул от боли. – Ты же знаешь, чем я занимаюсь.

– Работаешь на посредника?

– Нет, на себя.

– Кто была Рыжая, убитая вчера утром, Кобби?

На этот раз его глаза широко раскрылись; он облизал губы. Он был испуган. Он прямо съежился, пытаясь стать как можно более незаметным. Как будто ему не поздоровится, если его увидят со мной. Это делало его похожим на Коротышку – тот тоже боялся.

– В газетах пишут, что ее сбило машиной. Ты называешь это убийством?

– Я не говорю, что ее сбило. Я говорю, что она была убита.

– А я-то тут при чем?

– Кобби... ты хочешь, чтобы я в самом деле обиделся на тебя? – Я выждал секунду. – Ну!

Он не спешил с ответом. Подняв глаза и встретив мой взгляд, Кобби отвернулся и залпом осушил бокал.

Потом произнес:

– Ты грязный сукин сын, Хаммер. Если бы не моя трезвая голова, я давно бы тебя выпотрошил. Понятия не имею, кем была эта проклятая рыжая проститутка. Мне иногда приходилось с ней работать, но то ее не было дома, то на нее жаловались, и я ее бросил. Очевидно, мне здорово повезло, потому что как раз после этого прошел слух, что иметь с ней дело опасно.

– Кто пустил слух?

– Откуда мне знать? Об этом говорили все.

– Продолжай.

Кобби постучал но стойке, требуя еще порцию хайбола, и понизил голос.

– Слушай, отстань от меня! Может быть, какой-нибудь молодчик, не скупящийся на нож и пулю, решил подержать ее подольше и отбить разовых клиентов. Может, еще что-нибудь... Знаю только, что с ней было лучше дела не иметь, а в этом бизнесе для меня достаточно одного слова. Почему бы тебе не спросить кого-нибудь другого?

– Кого!? Кого еще здесь спросить? Ты очень правильно понял, что меня интересует. Мне нравится, как ты заговорил. Нравится настолько, что, пожалуй, пусть все узнают, что мы с тобой закадычные дружки. Зачем мне спрашивать кого-то еще, если есть ты...

Его лицо стало неестественно белым. Он потянулся за бокалом и чуть не пролил спиртное.

– Как-то она сказала, что работает в доме...

Кобби проглотил хайбол и, вытерев рот, пробормотал адрес.

Я и не подумал благодарить его. С моей стороны было одолжением молча заплатить за выпивку и уйти.

В Нью-Йорке тоже есть трущобы, и я забрался в самую клоаку. Улица с односторонним движением, упирающаяся в реку, гнезда крыс, двуногих и обычных, салуны на каждом углу...

Я смотрел на номера и вскоре нашел нужный, но это был только номер, потому что дома, собственно, не осталось. Как рот прокаженного, черным провалом зиял дверной проем, обгоревшие окна были мертвы.

Приехали! Я выругался и выключил мотор.

Ко мне подошел мальчик лет десяти и по собственной инициативе объяснил:

– Недели две назад кто-то выкинул из окна спичку на кучу мусора.

Большинство девиц погибло.

Эти современные детишки слишком много знают для своих лет...

Я зашел в ближайший бар, так сжав кулаки, что ногти вонзились в ладони. Ну вот, думал я, ну вот! Неужели ни за что не ухватиться?

Бармен ничего не спрашивал. Просто сунул стакан и бутылку мне под нос и отсчитал сдачу с моего доллара.

– Еще?

Я покачал головой.

– На этот раз пива. Где у вас телефон?

– Вон в углу.

Я подошел к аппарату, опустил никелевую монетку и позвонил Пату домой. Мне повезло, потому что он ответил.

– Это я, приятель. Сделай одолжение – в одном из публичных домов был пожар, и меня интересует, проведено ли расследование и каковы его результаты. Можно узнать?

– Наверное, Майк. Адрес?

Я продиктовал адрес, и Пат его повторил.

– Когда выясню, я тебе позвоню. Дай мне твой номер там.

Я повесил трубку, сходил за своим пивом и вернулся к телефону, потягивая эту бурду и ожидая звонка.

Он раздался через минуту.

– Майк?

– Да.

Пожар произошел двадцать дней назад. Было проведено тщательное расследование. Огонь возник случайно, а парень, кинувший спичку в окно, все еще в больнице, выздоравливает. Он единственный, кто остался в живых.

Пламя заблокировало парадную дверь, а черный ход был завален мусором, и выбраться было невозможно. Три девушки погибли на крыше, две в комнатах и две разбились насмерть, выпрыгнув из окна.

Прежде чем я успел промолвить слова благодарности, Пат продолжил:

– Выкладывай, что знаешь, Майк. Ты же не из любопытства приехал туда... Услуга за услугу.

– Ладно, проницательный, – рассмеялся я. – По-прежнему пытаюсь разузнать, кто была Рыжая. Мне сообщили, что раньше она тут работала, и вот я здесь. На этот раз рассмеялся Пат.

– И это все? Спросил бы меня!

Я застыл у телефона.

– Ее имя Сэнфорд. Нэнси Сэнфорд.

– Кто сказал? – выдавил я.

– У нас много людей, Майк. Это узнали двое патрульных.

– Может, тебе известен и убийца?

– Конечно. Тот самый парень. Лаборатория наконец нашла следы краски на ее одежде и кусочки материи на машине. Все очень просто.

– Да?

– Кроме того, у нас есть свидетель. Дворник подметал тротуар и видел, как она тащилась, мертвецки пьяная. Она свалилась, поднялась, шатаясь, прошла еще немного... Потом ее обнаружили неподалеку на обочине, куда ее отбросило машиной.

– Вы нашли родных... кого-нибудь, кто ее знал?

– Нет. Она хорошо потрудилась, уничтожая все следы своего прошлого.

– Итак, теперь обычная процедура. Сосновый ящик... И все.

– А что еще, Майк? За исключением суда над парнем, дело кончено.

– Помоги мне, Пат! – зарычал я. – Если ты опустишь ее в гроб прежде, чем я буду готов, я вышибу из тебя дух, будь ты трижды полицейским!

Пат сказал спокойно:

– Мы не спешим, Майк. Время у тебя есть.

Я мягко положил трубку и встал, снова и снова повторяя ее имя. Должно быть, я произнес его слишком громко, потому что на меня вопросительно взглянула стройная брюнетка за угловым столиком. Настоящая красавица, вовсе не подходящая для этой части города. На ней было черное сатиновое платье с вырезом, спускающимся до пряжки пояса.

Ярко накрашенные губы разошлись в улыбке, и она произнесла:

– Нэнси, всегда Нэнси. Все ищут Нэнси. Почему бы им не обратить внимание на малютку Лолу?

– Кто искал Нэнси?

– О, ну просто все.

Она попыталась подпереть подбородок рукой, но локоть соскользнул со стола.

– Думаю, они ее нашли, потому что больше ее здесь не видно. Нэнси мертва. Ты знаешь, что Нэнси мертва? Я ее любила, но она мертва. Может, и Лола сгодится, мистер? Лола милая и живая. Тебе очень понравится Лола, когда ты узнаешь ее ближе.

Черт! Она мне уже нравилась!